Узнав об аресте Леплевского, Люшков почувствовал, что запахло жареным. Эти ощущения подтвердил предстоящий приезд в Хабаровск ставленника Фриновского и Евдокимова, начальника УНКВД по Западно‑Сибирской области майора госбезопасности Г. Горбача. О цели своего приезда тот ничего не сообщил, но Люшков догадался, что настал его черед, и решил бежать. В ночь с 12 на 13 июля 1938 года под предлогом встречи с закордонным агентом он в полосе 59‑го Посьетского погранотряда перешел государственную границу и сдался японским властям.

В контрразведке высокопоставленного перебежчика полностью «выпотрошили» — вытащили информацию о зарубежной агентуре, руководящем и оперативном составе управления, а затем, используя знания о системе охраны и порядке передвижения Сталина, решили задействовать Люшкова в организации против вождя террористического акта. Операция получила кодовое название «Охота на медведя». Покушение, по предложению Люшкова, намечалось осуществить на водолечебнице, в Мацесте, во время приема процедуры. Люшкову, знавшему там каждый закуток, предстояло с группой боевиков из числа белогвардейцев со стороны моря проникнуть по сточным трубам в помещение, соседнее с ванной комнатой, и, уничтожив немногочисленную охрану, ликвидировать Сталина. Операция была согласована и затем утверждена на самом высоком уровне. Непосредственно ее подготовкой занимался военный разведчик Х. Угаки. Тренировку боевиков проводили на макете, который был точной копией водолечебницы и находился неподалеку от Харбина. Готовилась операция в глубочайшей тайне, но не от советской разведки. Через своих агентов Лео и Абэ ей удалось обеспечить оперативный контроль за ходом операции.

В сентябре отряд террористов из двадцати человек был переброшен из Китая в Турцию. Там, в Трабзоне, дождавшись сигнала о том, что Сталин выехал из Москвы в Сочи, они приступили к операции. Первая группа из 12 человек благополучно высадилась на морской берег неподалеку от Батума и затаилась. Вслед за ней двинулись остальные боевики во главе с Люшковым, но далеко им пройти не дали. Оперативно‑боевая группа НКВД блокировала их в ущелье. В ходе перестрелки раненому Люшкову все‑таки удалось вырваться из засады и уйти за границу.

В целях исключения провала харбинской резидентуры и зашифровки ее агентов одному из боевиков, Пашкевичу, советские контрразведчики подкинули информацию о «предательстве» другого участника группы — Осиповича и потом, как по нотам, разыграли его побег из Батумской тюрьмы. Это позволило отвести тень подозрений от Лео.

Что касается Люшкова, то по возвращении в Маньчжурию он не успокоился и принялся за подготовку очередного покушения на Сталина. Об этом вскоре также стало известно советской разведке, и она начала охоту за ним, но безрезультатно. «Группа Яши» к тому времени перестала существовать, а попытки харбинской резидентуры самостоятельно ликвидировать предателя ни к чему не привели. Японцы надежно укрыли его, видимо, в расчете на будущие операции. В течение последующих семи лет высокопоставленный перебежчик занозой сидел в сознании руководства НКВД, и лишь в сентябре 1945 года, когда советские войска, прорвав оборонительные порядки Квантунской армии в Маньчжурии, ворвались в Китай, по приказу полковника Такеоко, руководителя японской военной миссии, Люшков был убит вблизи города Дайрена.

Но тогда, в конце 1938 года, Люшков, видимо, в душе ликовал. Он избежал мучительных пыток и смерти, в то время как его покровители, Балицкий с Леплевским, и их общие враги, Фриновский с Евдокимовым, были уже мертвы. Не устоял и железный нарком Ежов: 25 ноября 1938 года он сдал пост Берии, а 10 апреля 1939 года был арестован и спустя девять месяцев расстрелян.

К тому времени все политическое поле Советского Союза было вытоптано. Вместе с бывшими соратниками: Зиновьевым, Рыковым, Пятаковым, Бухариным, Радеком, Томским и другими ушли в небытие и их палачи. Теперь на нем властвовал только он один — великий, непогрешимый и, казалось, вечный земной бог Иосиф Сталин.

Но его власть простиралась не дальше советских границ. Там, за ними, продолжал существовать и активно действовать реальный, а не мнимый противник. На улицах Варшавы, Праги, Берлина, Лондона и Парижа сотни тысяч русских эмигрантов, среди которых было немало князей голубых кровей, являлись лучшим напоминанием респектабельным господам о том, что их ждет, если под стенами родовых замков и офисов чеканным шагом промаршируют колонны «революционных масс». Кроме того, жуткие воспоминания о неудавшихся социалистических революциях: 1918 года — в Венгрии, 1923‑го — в Германии и Болгарии, 1924 года — в Эстонии, зловещий призрак которых пытались пробудить советские вожди, опутывая Европу невидимой сетью Коминтерна и разведывательных резидентур, вынуждали их делать подкоп под ненавистную советскую власть.

До конца 1920‑х годов у Запада еще существовали некоторые надежды на смену власти в России. Их питали наличие многочисленной и довольно сплоченной силы в лице различных антисоветских организаций и центров, действовавших в большинстве стран Европы, а также начавшиеся в СССР процессы над политическими противниками Сталина, которые создавали иллюзию слабости его власти. Поэтому, опираясь на более чем трехмиллионную армию русских эмигрантов, иностранные спецслужбы пытались расшатать советскую власть изнутри.

В этих условиях Сталин вынужден был сохранять «меч Лубянки» — ИНО, чтобы использовать его для борьбы и уничтожения внешних врагов.

Глава четвертая. Три «сталинских удара»

Приход Гитлера к власти в Германии привел к активизации всех антисоветских и антисталинских сил за рубежом. Начавшееся бурное вооружение вермахта у дальновидных политиков не вызывало сомнений в том, что рано или поздно этот военный каток покатится за границы рейха. В руководстве белой эмиграции, среди украинских националистов, а также в Лондоне и Париже рассчитывали направить его на Восток и наконец раздавить ненавистную власть большевиков в России.

Первыми за реализацию этого замысла взялись, как всегда, спецслужбы, которые принялись вести подкоп под «железный занавес» на советских границах. Их основные усилия были направлены на получение данных об экономическом потенциале СССР, состоянии и боеспособности частей Красной армии, а также на создание нелегальных сетей для осуществления диверсионной и повстанческой деятельности. В этом им приходилось опираться на помощь услужливых конфидентов из числа белоэмигрантских и националистических организаций.

К тому времени, после проведенных советской разведкой и контрразведкой операций «Синдикат‑2», «Трест», «Весна» и других, на плаву оставались лишь РОВС, возглавляемый генералом Е. Миллером, и быстро набиравшая силу «Украинская военная организация» (УВО), с 1929 года — «Организация украинских националистов» (ОУН). Возникла она в 1920 году и первоначально комплектовалась из числа офицерских кадров корпуса сичевых стрельцов, сформированного в 1917 году из украинцев‑галичан, а также «Украинско‑галицкой армии». До 1938 года во главе ее стоял бывший офицер австро‑венгерской армии полковник Е. Коновалец. После его ликвидации П. Судоплатовым организацией недолго руководил бывший управляющий имениями митрополита А. Шептицкого полковник А. Мельник. В 1940 году в связи с расколом ОУН возник Революционный провод (руководство) ОУН, который возглавил амбициозный С. Бандера, тесно сотрудничавший с фашистской разведкой.

К концу 1940‑х годов ОУН имела разветвленные организационные структуры как в странах Западной Европы: Германии, Польше, Чехословакии, Австрии, других, так и в Америке: США и Канаде. На их деятельность благосклонно взирали правительства этих стран, а разведки активно использовали в проведении шпионской и подрывной работы против Советского Союза. Но отсутствие единства среди ее лидеров — постаревшего Мельника и молодого Бандеры и их непомерные амбиции мешали проведению согласованных диверсионных, террористических и повстанческих акций на Украине. Все изменилось, когда на ОУН обратили внимание гитлеровские спецслужбы. В будущих захватнических планах Гитлера Украине отводилась ключевая роль: она должна была подставить подножку колоссу на глиняных ногах — СССР. Об этом еще в 1888 году говорил будущий ее «Железный канцлер» Бисмарк: «Отрыв Украины был бы тяжелейшей ампутацией для России».